Бумажные деньги обречены на гибель

К январю 1720 года цены, если выражать их бумажными ливрами, росли на 23% в месяц.

В том же месяце два принца крови решили обналичить свои акции Миссисипской компании. Вскоре их примеру последовали другие владельцы акций, и цена на них резко покатилась вниз. Лоу ответил выпуском еще большего количества бумажных денег. Одновременно он воспользовался своим официальным положением, чтобы издать правительственное распоряжение, по которому никто не имел права держать дома наличные деньги на сумму, превышающую 500 ливров золотом или серебром. Этим распоряжением Лоу хотел искусственно поддержать курс бумажных денег, выпущенных в огромном количестве. Однако оно возымело обратное действие, поскольку навело всех на сомнение в возможности получения полной суммы по всем выданным обязательствам. Стоимость акций Миссисипской компании и ценность бумажного ливра начали понижаться. К концу 1721 года курс акций упал до первоначального номинала в 500 ливров, а французская экономика оказалась в абсолютном расстройстве. О масштабах бедствия можно судить по тому факту, что не было уплачено заявленных обязательств на 2 млрд. ливров. Лишенный состояния и власти, Лоу был вынужден бежать в Италию, где и умер в абсолютной нищете в 1729 году.

Регент, некоторые из его приближенных и еще те немногие, что были поумнее других, воспользовались суммами банка для уплаты своих долгов, и даже кое-что полезное было сделано на эти деньги. Вдобавок государство в немалой мере избавилось от своих долгов, черпая средства из оборотов банка. Всего Миссисипская компания ссудила правительству 1,2 млрд. ливров за очень умеренный процент, благодаря чему оно смогло погасить некоторые из своих старых займов, по которым уплачивались более высокие проценты.

Потерянные состояния и искалеченные жизни, ставшие следствием эксперимента Лоу с бумажными деньгами, оставили глубокие шрамы в коллективном сознании французского общества, не заживавшие десятилетиями, а главное — это не помогло стране преодолеть ее основной экономический недуг, являвшийся отвратительным пережитком феодализма. Франция в то время была абсолютной монархией, при которой знать и высшее духовенство владели большей частью материальных богатств страны, но при этом не платили никаких налогов. В результате все бремя огромнейших расходов, ответственность за которые несли малокомпетентные и расточительные короли (всех их почему-то звали Людовиками), падало на крестьянство, подвергавшееся жесточайшей эксплуатации, и растущий, однако чрезвычайно не-довольный своим политическим бесправием класс буржуазии, торговцев и промышленников. Проиграв исключительно разорительные войны с Британией и Пруссией, Франция в 1780-е годы была, выражаясь осторожным языком, открыта для новых идей.

Не будем останавливаться на леденящих кровь подробностях Великой французской революции. Скажем лишь, что в 1792 году произошла смена режима, и новое правительство, называвшееся Генеральными Штатами, попыталось финансировать переход от феодализма к демократии путем конфискации церковных земель, составлявших 10% территории всей страны, и использования их для обеспечения выпуска процентных векселей, называвшихся ассигнатами.

Правительство жирондистов вначале действовало достаточно осторожно и выпустило ассигнатов на сумму в 400 млн. ливров. Однако в следующем году эмиссия составила уже 800 млн. ливров, затем еще 600 млн. и еще 300 млн.

Поскольку по ассигнатам выплачивали проценты и основной капитал в бумажных ливрах, рынок наводнился бумажными деньгами. К 1794 году в обращении находилось семь миллиардов бумажных ливров. Год спустя их было уже десять миллиардов, а через шесть месяцев — четырнадцать миллиардов. Вскоре их количество достигло сорока миллиардов, и началась полномасштабная гиперинфляция. Правительство, якобы действовавшее от имени народа, попыталось принудить этот самый народ принимать ненадежные деньги как платежное средство, пригрозив двадцатилетней каторгой всякому, кто будет продавать ассигнаты со скидкой, и смертной казнью тем, кто принимал в уплату бумажные ливры и ливры из золота или серебра по разному курсу. Лавочники закрыли свои заведения, и экономика рухнула. Торговля уступила место уравнительному распределению, и неоперившаяся республика пала, открыв дорогу диктатуре Наполеона и следующему раунду опустошительных европейских войн.

Германия: от Версаля до Гитлера. В течение десятилетия, предшествовавшего Первой мировой войне, Германия по темпам экономического роста обогнала все другие развитые страны Европы. Ее валюта, марка, была привязана к золоту: курс отличался стабильностью на протяжении многих лет. Промышленные регионы Германии снабжали всю Европу углем, сталью и прочей продукцией. Однако, проиграв войну, Германия была вынуждена выплачивать победителям колоссальные репарации. Условия капитуляции требовали от нее также создания нового, более демократичного государственного устройства.

Учреждение Веймарской республики более или менее соответствовало последнему условию, а вот с выплатой репараций дело обстояло гораздо сложнее, поскольку предыдущие правительства финансировали ведение войны за счет кредитов, рассчитывая на быструю победу и получение контрибуций со своих жертв. В 20-е годы прошлого века Германия вошла с грузом долгов, непосильных для ее экономики.

Тем временем победители, заседавшие в Версальском дворце, оказались не более щедрыми, чем германские кредиторы — если бы последним представилась возможность взыскать долги, — и неуклонно требовали выплаты репараций по графику. В 1921 году Германия выплатила около трети общей суммы контрибуции, по большей части в натуральном виде — поставками угля, стали и леса. Однако выплата остальной суммы потребовала бы либо драконовского сокращения всех государственных учреждений и ведомств, либо огромного увеличения налогов. Не желая прибегать ни к одной из этих крайне непопулярных мер, веймарское правительство отказалось от дальнейших выплат. Тогда Франция и Бельгия оккупировали Рур, сердце германской промышленности, что привело к еще большему расстройству экономической жизни.

Будучи поставленным перед извечной правительственной дилеммой — однако в ужасающих масштабах, — руководство Веймарской республики избрало столь же кошмарный ответ, включив станки, печатавшие деньги, на полную мощность. Марки хлынули широким потоком, и цены начали расти.